Воспоминания Голубевой - Карелиной Екатерины Михайловны

[Глава 2 - Лето в деревне]

На берегу Волги, в 15 километрах от города Калязина, стоит маленькая деревня. У дедушки с бабушкой большой, вместительный дом, на лето приезжали гостить дети с внучатами. У бабушки было 8 человек детей, 26 внучат и 7 правнуков. Как перелетных птиц тянуло каждого из детей побывать на родине летом. Сейчас я удивляюсь бабушке: как она находила время и место всех распределить и принять, и все это делалось без шума. Кофе пили, обедали, ужинали в строго заведенные часы. В русской печке, до нашего пробуждения, у бабушки уже испечены ватрушки или сочни или лепешки. Матери собирают на стол, мы, старшие дети, одеваемся, помогаем одеться малышам, моемся в большом просторном коридоре, и собираемся в столовой. Выходит дедушка - высокий старец с длинной белой бородой , продолговатое его лицо с правильными чертами величаво и строго. Он оглядывает нас своими большими серыми глазами внимательно и серьезно. Дедушка подходит к старинным образами читает вслух несколько молитв, кладя глубокие поясные поклоны, мы тоже все молимся за ним. "Ну теперь садитесь", - скажет он нам.

У нас у каждого свое место за длинным столом. Мы сидели очень тихо, во время еды дедушка не позволял ничего говорить. "Еда - дар божий человеку, уважая создателя, уважайте и дары его, чтобы они вам были на пользу", -говорил он. Если начнет кто перешептываться, дедушка подозрительно начинал смотреть в нашу сторону. Если кому выпало несчастье засмеяться, то дедушка ударял того по лбу деревянной ложкой, которой он кушал. А ложка у него была замечательная, монастырской работы, на конце её была выпилена ручка со сложенными пальцами для крестного знамения. Чаще всех попадало этой ложкой моему братишке Колюшке. Он был очень жизнерадостным мальчиком и для него спокойно просидеть столько времени и не засмеяться было пыткой. Мама говорила, что и она такая же была маленькая, и ей часто попадало по лбу этой ложкой.

Красовская Антонина

Любимицей бабушки и дедушки была моя сестра Антонина. Она очень походила на маму. Будучи двух лет, перед отъездом в Ленинград, она прихворнула немного и дедушка с бабушкой уговорили маму оставить её им, обещая, что кто-нибудь из них привезет её в Ленинград. Так и осталась она у них на зиму, так как зимой маленького ребенка побоялись везти. Оставшись вдвоем после такой большой семьи, они очень скучали, и Тоня им была большой утехой. Она прожила у них до восьми лет.

Особенно отчетливо помню я дедушку во время грозы. Не знаю почему, но в деревне были ужасно сильные грозы. Близость ли воды Волги, простор ли полей увеличивали силу раскатов грома, или мне так казалось, но иногда раскаты были так оглушительны, что думалось будто совсем рядом земля дала ужасную трещину и мы только каким-то чудом уцелели. Боялся ли дедушка грозы или на его душу сильно действовала властная сила природы - не знаю, но только дедушка во время грозы, поправив лампаду, выдвигал маленький аналойчик из под иконы, там лежала большая книга. Зажигал от лампады восковую свечку и, открыв книгу, читал вслух проникновенным громким голосом. Мы все, сколько бы нас не было, собирались около него, становились на колени и молились богу. Тоня бывало пробиралась всегда поближе к дедушке. Я почему-то старалась быть около бабушки - мне очень нравилось, каким набожным крестом осеняла она себя, а при каждом раскате грома, тихо шептала молитву: "Свят, свят Господь Саввао, исполнь небо и земля славы твоея". Что читал дедушка по-славянски - я не знаю, только мало знакомый мне тогда славянский язык, сильно действовал на меня. "На этом языке говорят с Богом и Он слушает их", - думала я , стараясь понять смысл таинственных слов. Многие ребята засыпали, прислонившись к матерям. Потихоньку они уносили их на кровати.

Гроза проходила. Перекрестившись дедушка закрывал книгу. "Какая сила у Самого Господа, если он природе дал такую ужасную силу? Дивны дела твои, Господи!" - говорил он. Начинались опять обыкновенные дела или же, если это был вечер, скорее ложились спать.

Вспоминая сейчас прошлое, проведенные летние месяцы в деревне, я не могу вспомнить ни одной ссоры и скандала между взрослыми. Такая многочисленная семья жила очень дружно из-за детей, не ссорились никогда, все всех любили, в наши столкновения не вмешивались. Ещё сильнее попадало тем, кто пойдет жаловаться, а потому свои маленькие разногласия мы старались ликвидировать без помощи старших. Кто что бы ни привез или ни купил - все сдавалось бабушке. Больше всех, конечно, тратилась мама. Бабушка на неё часто ворчала: "Вон богачка московская как экономно тратит, а детей-то у неё побольше твоих", - говорила она про свою старшую дочь, приехавшую из Москвы. "У нее маменька жизнь совсем другая, ей все от мужа приходится тайком брать. Известно, купец, ему все деньги нужны в торговлю, а мне Миша все жалование дает на руки и никогда не спросит, куда я истратила. Мне гораздо легче жить, чем ей", - говорила мама. "Если он такой добряк у тебя, так его и обирать надо", - не унималась она. Бабушка, выдавая маму за бедного, тряслась за каждую мамину копейку. Мама это знала и не обижалась на неё. "А мы уж живем не бедно. Миша получает хорошее жалование, наградные. Я коплю деньги. Бог даст, выстроим себе домик около Питера", - сказала мама. "Дай-то Бог", - перекрестилась бабушка.

Как-то мама писала папе письмо. "Как часто ты пишешь, сколько бумаги изводишь, да на марки истратишься", - не утерпела бабушка. "Да какое! Вот уже третий день все принимаюсь и не могу дописать", - ответила мама. Кто-то позвал её и она опять отложила злополучное письмо. Прошло немного дней. Почтальон принес телеграмму. Мы все сбежались, лица тревожные, что-нибудь случилось в Питере, зря телеграмму никто не пришлет. Мама дрожащими руками распечатывает её, я вижу как побледнело её лицо. Боится читать. Мы все насторожились, многие тоже бледнеют, у меня сердце мучительно заныло. Я чувствую, что все чего-то боятся и ждут какой-то беды. Я напряженно гляжу на маму, её руки медленно развертываю телеграмму, и вдруг самодовольная улыбка тронула её губы. Писал папа: "почему нет письма? здорова ли? ответь телеграммой". Мама мельком взглянула на бабушку, та - сконфужена и расстроена. Качая головой, она говорит как будто бы про себя: "Никогда не надо соваться в чужие дела, каждый живет по-своему. Сколько теперь денег уйдет на эту телеграмму", - сокрушенно жалеет она. Угостили почтальона, мама тут же дописала письмо и послала с ним, написала что-то на ответной телеграмме и все упокоились.

Бабушка уже теперь заботилась сама о маминых письмах, заставляя скорее отвечать на каждое присланное папино письмо. Она поняла, как папе там скучно без любимой семьи, как долго тянется у него там лето и что мамины письма вся его радость.

Достаток был, могли бы снять дачу под Ленинградом, папа каждый день мог приезжать и отдыхать сам на даче, а он столько лет томился ради жены и детей, он сознавал, что дача все таки того не даст, что нам давала деревня. Молоко парное все пили сколько хотели, яйца, масло - все было свежее, овощи, ягоды, грибы, а сколько радости было в дружной семье, а как чудно было купаться в прозрачной воде красавицы-реки Волги.

Текст подготовлен Аней Голубевой.