История села Борки Корчевского уезда

Глава 8. Переселение и затопление.

Имеющим быстрый и бесплатный интернет для лучшего восприятия главы автор очень рекомендует включить проигрывание звукового фона страницы. В Internet Explorer-е для этого достаточно просто включить опцию "Музыка" в левом углу верхней строки меню (кликнуть мышкой по этому слову, чтобы оно стало не зачёркнутым). В других броузерах Вы этого переключателя не увидите, но можно кликнуть по ссылке на звуковой файл, который откроется в новом окне. Эта страница озвучена русской песней «Берега» в исполнении Александра Малинина - 6,7 Мб.)

С 1932 года начались работы по созданию Иваньковского водохранилища. Её вели заключённые Дмитровлага. В 1935г была образована Калининская область. При этом была ликвидирована Кудрявцевская волость (куда входили и Борки) и образован Завидовский район, куда они были отнесены. А весной 1936г село было переселено и его территория была частично затоплена водами построенного Иваньковского водохранилища. План Борков на 1935г.

Передвижка дома на новое место Большинство жителей старых Борков переселились на правый берег Волги, ниже села Свердлово (Новое), где они образовали деревню Борки, в наши дни ставшую улицей Борки села Свердлово. Причём, туда переселились в основном колхозники, а большинство единоличников переселились в деревню Загорье, что напротив Свердлова, на левом берегу Волги. Место, где возникли новые Борки, находится рядом с левобережным урочищем "Башево", в этом месте со слов Душечкиной Н.А. (У-6) в Волге была отмель, где Волгу летом переезжали на телегах, и нередко там застревали баржи, тогда их вытаскивали на глубину крестьяне окрестных деревень. Житель села Свердлово (Новое) Василий Тихонов в своём дневнике записал об этом событии (П-1, но фамилия там написана с ошибкой - примечание Ирины Топуновой): "1936 год, 1 апреля переехало к нам на новое жительство из-за Волги село Борки, 42 дома." Но пофамильный список, составленный уроженцами Борков в 2011 году, даёт только 37 дворов. Расхождение может быть и из-за забывчивости устных источников (ибо им при переселении было от 8 до 12 лет), так и вследствие того, что ими не учтены дома дачников, которые тоже могли быть перевезены в Свёрдлово, но не обязательно на ул. Борки. Перечислим же все домовладения старых Борков, указав их судьбу при затоплении села. Быть может, это поможет кому-то в поисках сведений о своих предках, кроме того, это может быть интересно для краеведов и историков.

1) Переселились в село Новое: Балашова Елена, Балашовы Мария и Алексей, Балашовы Петра Кирилловича и его жена Мария (они были родителями Балашовой Веры Петровны - источника 3), Баслер Иван, Блинов Михаил Михайлович, Вахрина Варя, Вахрин Василий, Вахрин Григорий, Вахрин Иван и Наталья, Вахрины Николай и Варя (Варя имела кличку "Цибуля" что в украинском языке означает "лук". Это уже второе южно-русское слово в истории села (ещё "гамазея"), что усиливает свидетельство о поселении здесь переселенцев с Украины), Гаранин Иван (его в Борках звали Гаранин, а в Новом стали почему-то звать Репкиным), Головин Василий, Дябдин Арсений Михайлович (с Бобыльской ул.) - отец источника У-5, Дябдин Николай, Залогина Нина (позже ставшая по мужу Зимарёвой), Зимарёва Лукерья (с ул.Боровой), Зимарёва Наталья, Зимарёв Сергей, Исатовы Иван Васильевич (1887 - 1981) и Елизавета Семёновна (1898 - 1965) - их могилы в Свёрдлово, Касарскова Елизавета, Кряжева Мария Павловна, Лысовы Фёдор и Дуня - переселились в Новое, но свой дом был плохой, поэтому им дали дом кого-то из дачников, Муратова Анна, Мышонкина (Гулявушка), Омелина Груша, Омелина Настя, Павлова Екатерина Михайловна - её отец был священником, а муж - ветеринаром, сама она позже выучилась на учительницу в Твери, Разломова Авдотья, Разломова Александра - свой дом продала, а купила в Новом (не перевозила дом), Разломов Василий (их ещё звали Мальковы) - дом был двойной 5-стенок, Разломова Евдокия, Рахинский Василий Васильевич. Со слов Тихомировой Ю.Н. (У-11), он был из поляков. До революции работал в имении Гагарина управляющим. Когда жили в старых Борках, в его саду росло много интересных растений – желтоплодная малина, спиреи и замечательная видовая парковая роза (махровая розовая с замечательным запахом, очень зимостойкая), которая и сейчас растет в каждом саду в новых Борках. Жену звали Татьяна Александровна. Его фото есть здесь. Репкина Поля (Пелагея) Дмитриевна (1888 - 1978) - могила в Свёрдлово, Савин Алексей, Тихомировы. Подробне об этой семье смотри здесь. Уланов Николай Николаевич, Шалопанов Григорий (отец источника У-4), Шонина Лида (Бушуиха) - со слов Балашовой В.П. (У-3). 2) Переселились в деревню Загорье: Анна Францевна. Фамилия её не известна, известно только то, что она была из поляков. Нынешний адрес - Владимирская, 6. Балашовы Константин Кириллович, жена Наталья, дочь Мария. Со слов Балашовой В.П. (У-3) их дом был плохим, поэтому им разрешили взять дом кого-то из дачников, и они перевезли его в Загорье. Нынешний адрес - Владимирская, 14. Блинова Варя. Нынешний адрес - Владимирская, 1. Блинов Егор. Нынешний адрес - Владимирская, 5. Вахрин Андрей (с Боровой ул.). Нынешний адрес - Владимирская, 9, дом Репкиных. Городянко Евдокия. Нынешний адрес - Владимирская, 2. Карелин - Кармилаич. Нынешний адрес - Владимирская, 10 (по воспоминаниям Тихомировой Ю.Н., У-11), Козлов Михаил Михайлович. Его жену Анну звали в деревне Соломонида, считая колдуньей. (Соломонида - древнееврейское имя, аналог мужского имени Соломон, что в переводе означает "мудрый".) В деревне говорили, что она заколдовала соседей и они сошли с ума оба. Муж держал магазинчик в своём доме, но дом, который им приписывают в Загорье (Владимирская, 8) слишком стар и мал для того, чтобы в нём мог быть ещё и магазинчик. Для дома колдуньи - пожалуй да, подходит, а для магазина - нет, совершенно! Кряжева Паша (Прасковья). Нынешний адрес - Владимирская, 12. Разломов Николай Михайлович. Нынешний адрес - Владимирская, 7. Рожкова (в замужестве - Голенкова) Полина Алексеевна - дочь Рожковой Натальи Ивановны (с Бобыльской ул.) и мать источника У-10 (Стоял на ул Владимирской, 4, разобран в 2015г), Тавлеева Анна Семёновна (Загорье, Владимирская, 3), 3) Переехали в другие места, продав дома: Муратова Паша - продала дом, переехала в Юрьево-Девичье, Шалопанова Анна - дом продала Галаховым и он был перевезён в село Новое, а сама уехала куда-то. Шалопанов Алексей Маркович - дом продал, купил в Юрятино, где были родственники, 4) Разрушенные дома: дом Балашовых Кирилла и Прасковьи - был очень старый (по окна в землю врос), хозяева его умерли до переселения, поэтому его перевозить не стали, скорее всего разобрали на дрова. Косарская Нюра (Косариха), дом был ветхий, не перевозили, сама вышла замуж в Новое, дом Шараповых (с Боровой ул.) Здание церкви. По словам бабушек, церковь работала до затопления. Последний священник в ней был монахом и служил потом в селе Новое, где и умер прямо в алтаре. 5) Дома дачников, проданные Дмитровлагу или другим жителям: Козлова Зина - дачница, Крюков - дачник, Кряжевы Илья - дачник из Москвы, продал дом Дмитровлагу, Кряжева Евдокия - дачница из Москвы, продала дом Дмитровлагу, Шонин Александр (с Боровой) - дачник из Москвы, дом выкупил Дмитровлаг, Шалопанов Егор - он был дачник из Москвы, дом продал кому-то из Блиновых и его перевезли в Осиновку, типичная гамазея на Украине 6) Судьба некоторых домов не известна, поскольку забыта старожилам за давностью лет: Зимарёва Анна с ул. Боровой, дом Голубева - Карелина с ул. Ивановской. Большой дом из двух половин (5-стенок) с большими окнами, сдававшийся под ясли. Его хозяйка изредка приезжала сюда откуда-то. Шонин Алексей с ул. Ивановской, Здание школы. Судьба его не известна, очевидно, Дмитровлаг или перевёз его куда-то, или (если было старое) разобрал на дрова. "Гамазей", ставший клубом. Слово необычное для этих мест. Поиск показывает, что это слово встречалось на Украине и на Дону и означало общественный хлебный амбар для хранения страхового фонда зерна. Здание внешне отличалось тем, что строилось приподнятым от земли и без окон, лишь с узкими (в 1-2 бревна) оконцами по верху для проветривания зерна. При этом внутри состояло из отсеков для зерна. Здесь к 1935 году функция амбара (склада) была уже забыта, здание было приспособлено под клуб, но название - сохранилось. И само наличие здесь этого южно-русского слова свидетельствует о том, что его занёс сюда какой-то выходец с Украины, видимо, связанный с постройкой этого здания. Судьба этого здания также не известна. Таким образом, из 65 дворов на момент переселения деревни 6 дворов (9%) принадлежало дачникам, 37 дворов (57%) переехали в село Новое (будучи, скорее всего, колхозниками), 12 дворов (18%) переехали в Осиновку и Загорье, будучи, скорее всего, единоличниками, ещё 3 двора (5%) уехали в другие места. Из анализа частоты фамилий интересно отметить то, что некоторые фамилии встречались здесь чаще: 6 дворов принадлежало Вахриным, 5 - Балашовым, по 4 - Зимарёвым, Кряжевым, Разломовым и Шалопановым, по 3 - Блиновым, Шониным, и по 2 - Дябдиным, Козловым, Муратовым, Омелиным и Репкиным. В сумме это 43 двора из 65, или 66%. Остальные 22 двора принадлежали каждый одной фамилии. Счётчиков (П-3) пишет, что некоторые жители Борков переехали в деревню Верханово (около Конаково), но жители новых Борков не слышали о таком факте и дворов, чья судьба не известна, всего 4. Так что это ошибка. Балашова (У-3) рассказала: "Борки затапливались в весеннее половодье, плыли мимо стога сена, сараи. Между домами плавали на лодках". Она же говорит, что переселять начали зимой с 35-го на 36-й год, в принудительном порядке, без компенсаций. Но собирать дома на новом месте помогали заключённые (Дмитровлага). Еле успели перевезти дома до растопления льда." Сказала она также, что ударники переселялись с удовольствием, поскольку в Свёрдлове были и магазин, и больница. Однако Дябдина Екатерина Арсеньевна (У-5) сказал, что жители Борков якобы недовольно говорили: "Нас к лодырям переселяют", поскольку в Свердлове многие крестьяне занимались не сельским хозяйством, а возили грузы для Фаянсового завода. Но уровень подъема воды оказался ниже расчетного, так что даже нижнюю улицу (Ивановскую) затопило лишь частично. Так что можно было ограничиться лишь переселением нижней улицы вверх, оставив село жить. Со слов Грибанова Б.С. (У-2), церковь после затопления села ещё долго стояла у воды, даже после войны. Балашова (У-3) добавляет, что церковь была затоплена лишь немного и её после затопления села специально взорвали. Многие добавляют, что остатки церкви после войны разбирали жители деревни Городище, которая была сожжена нашими войсками при отступлении в 1941г - вернувшимся жителям нужен был кирпич для кладки печей в новых домах. Свидетельство Евгения Сергеевича Дроздова Евгений Сергеевич Дроздов, правнук Борковского священника (и внук священника из с.Сучки), родившийся в д.Щёлково в 1932 году, в своей книге "Стяжание духа" (П-9) на стр.279 засвидетельствовал экологическую катастрофу, случившуюся на Волге в первую зиму после затопления. "Это было... в первую зиму после затопления. Для рыбы в остановившейся воде, должно быть, возникли невыносимые условия, и она всей своей массой устремилась в устья притоков. Это была даже не ловля в обычном представлении. Рыбу вычёрпывали из больших прорубей во льду, как из бассейна, какой бывает в магазине, где продают живую рыбу. Наметками, сетками, закреплёнными на обруч, какими-то черпаками, кто что сумел найти и приспособить для этой цели, её выуживали и сбрасывали на снег. Диме [примечание А.К.: автор выводит себя в книге под именем Димы, Дмитрия Сергеевича] запомнилась эта удивительная картина. Удивительна она была и для всей массы народа, собравшегося здесь. Изо всех деревень пришли с санками, приехали на лошадях целыми семьями. Удивление, разговоры, волнение, азарт, проворные мужики, одежда, валенки которых в ледяной корке, рыба на снегу тёмная, мокрая или уже белая, сухая, застывшая на морозе; наполненные мешки..." Но катастрофу, как оказалось, пережила не только рыба. Переселённые из зоны затопления люди, вырванные со своих родных мест с корнем, и пристроенные где попало, пережили, как оказалось, тоже нечто подобное. Об этом свидетельствует тот же Евгений Дроздов (П-9, стр.283-285). И хоть он пишет о переселенцах из д.Низовка, которые были его соседями, но то же самое можно отнести и к переселенцам из Борков (цитируется с сокращениями, выделенными многоточием...). Перевезённые дома "Там, где закончилась деревня Вахонино... непосредственно к ней, так чтобы составилось единое целое, пристроили дома попавшей под затопление деревни Низовка, пристроили её под углом к Вахонину - продолжить улицу прямо не хватало ровного места. Низовка переехала на высокое место... В самом виде переселённой деревни детская душа Димы, хотя и неопытная, но чувствовала неприветливость. Прямая и не в меру широкая улица, пустая, пыльная. Дома голые, все на одно лицо и стоят правильными рядами. В деревнях Дима привык встречать разнообразие: улица изогнута в каждой деревне по-своему, и дома стоят каждый по-своему, и каждый дом как личность: имеет свой внешний вид и свой внутренний характер. На улицах, на площадках возле домов, у ворот дворов - пушистая травка, на которой, если захочешь, можно посидеть или полежать. Посреди улицы проходят по траве колеи от колёс телег, возле домов тропинки, палисадники с цветами, смородиной и крыжовником, липы, берёзы, черёмухи, ветлы - всё приятное, приветливое, обжитое. Здесь же что-то отталкивающее, казённое, будто бы и не деревня. Потом, много позже, Дмитрий Сергеевич понял... действовавший тогда государственный механизм. Руководители, занимавшиеся переселением люди, придерживались государственной идеологии. Они принимали во внимание лишь узкоматериальное. При переселении человека не лишали ничего материального. Взамен дома давали ему "жильё" или разбирали, перевозили, подновляли и ставили дом. Его не лишали ни пищи, ни воздуха. Продолжайте жить! Родину надо? Родина у нас у всех одна - Советский Союз, необъятная и лучшая в мире. Эти люди, конечно, знали, что человеку может требоваться кроме материального что-то ещё. Но для них это была область вредящих человеку "предрассудков", которые следовало "изживать". Надо своё личное подчинять общественному, надо перевоспитываться, подчиняться общим, государственным интересам. Им было не дано понять, что у человека есть то, что выше материального: его духовные привязанности, родной край, любимая река и многое то, что другие о нём знать не могут. Они же взяли за правило с этим не считаться и практически действовали так, как будто бы у человека ничего этого нет. Но не посчитаться с сознанием человека - значит необдуманно выступить против человеческой природы, человеческой сути... Результат будет прямо противоположный. Человек, подпавший под это насилие, может показывать лишь внешние признаки подчинения, но его сознание всегда останется свободным. Внешне люди будут вести себя по-разному: кто-то настроится на борьбу, открытую или скрытую; кто-то будет возмущаться и протестовать, может быть, потеряв свою былую уравновешенность, станет раздражительным; кто-то, наоборот, опустит руки, не будет ни бороться, ни протестовать, а молчаливо замрёт... ... совсем недавно возникла догадка, что, наверное, затопление послужило причиной смерти его дедушки и бабушки [примечание А.К. - дед автора был священником в затопленном селе Сучки чуть ниже по Волге]. Они ведь умерли сразу после затопления и как-то быстро вслед друг за другом. В детстве Дима, конечно, не мог хорошо понимать душевного состояния переселённых людей. Но в школе низовские мальчишки учились плохо, школьную дисциплину не признавали, скрыто и открыто вредили учителям, курили, обижали и били младших, всячески безобразничали и ничего не боялись, были между собой очень спаяны. Человека два-три из них отличались особой разнузданностью, они не признавали и не боялись уже ничего как в школе, так и за её пределами, на них не было управы ни у родителей, ни у учителей, ни у властей. Потом, когда подошёл соответствующий возраст, они сразу же попали куда-то в тюрьму, лагерь и оттуда обратно уже не вернулись. А теперь Дмитрию Сергеевичу ясно, что всё это было прямым следствием переселения. Переселённые семьи приживались трудно, как будто пересадка оборвала у них какие-то важные корни, семьи как-то быстро уезжали, распадались. Окончательно прижилась и существует до нашего времени всего лишь одна фамилия. Дрожжины, Молокановы и многие другие низовские фамилии теперь уже забылись, между тем в старых деревнях продолжаются те же самые фамилии, что и во времена детства Димы. Тот же Евгений Дроздов (сам ставший гидростроителем) пишет интересные размышления о постройке Водохранилища на Волге (П-9, с.276-279): Затопленный уездный центр Корчева "Да, на этом месте когда-то была река, здесь были другие берега, было течение, была Волга, а теперь берега прежней реки затоплены, течения нет. Здесь стала уже не река, а пруд. ... Правители решили, сделали дело, как ни верти, ... а старое не вернёшь. Водохранилище нужно, без него, наверное, нельзя обойтись... ... У Дмитрия Сергеевича было много родственников и хороших знакомых людей, чья жизнь проходила на берегах прежней Волги, людей пожилых, доброжелательных, умных. Не сочувствовать рассказам людей было нельзя. Ему довелось перечувствовать народную любовь к Волге. Тот старый мир, где была Волга, был мир неповторимый, прекрасный, древний и, казалось, вечный, и когда вдруг Волги не стало, вот тогда-то и стало ясно, что никакой замены нет и быть не может. Эти люди не понимали, ради чего затопили родную и любимую Волгу. Им не оставалось ничего, как только подчиниться судьбе и принять на веру, что так было необходимо. Дело было сделано. Рассуждения теперь не имели смысла. Но в душе у людей навсегда осталось мнение: нет на свете ничего такого, ради чего следовало затопить Волгу. Не может быть этому ни обоснования, ни оправдания. Калязин до затопления Дмитрий Сергеевич, как инженер, имевший практику, прекрасно знал, что для решения какой-то практической задачи всегда может быть не одно, а несколько технических решений. Те задачи, которые решались водохранилищем - электроэнергетика, судоходство и водоснабжение Москвы - можно было решить другими способами, если с самого начала поставить условие: Волгу не трогать. Но правильно ли было ставить такое условие? Почему её не трогать? Это такая же река, как и другие реки и другие природные объекты в экономике страны, почему её выводить из оборота? Если её не трогать, то пришлось бы, наверное, остановиться на более дорогих решениях и тем самым причинить материальный ущерб стране. Дмитрий Сергеевич понимал привычную точку зрения, чисто материалистическую, понимал допустимость игры вокруг Волги материальных интересов. Но в глубине сознания он чувствовал глубочайшее неудовлетворение и мучение. Интуитивно он понимал: нельзя было трогать Волгу! Но почему? Размышления об этом его мучили многие годы. Но он всё-таки пришёл к пониманию, которое стало его полностью удовлетворять. Формула получилась очень простая: Волга - ценность духовная. Ввести Волгу в область хозяйства можно только при одном непременном условии: не затрагивать её духовной ценности. Это условие и не было выполнено. Затопленный храм в Крохино Наверное, душа оставляет невидимые следы на тех предметах и местах, с которыми соприкасается, которые привлекают внимание, нравятся. Чувство выступает как бы разделённым надвое: одна часть находится у нас в сознании, она наша, мы её имеем, ощущаем, знаем; другая же ... остаётся в том предмете, который привлёк внимание, вызвал у нас впечатление. Прекрасные предметы, любимые места как бы накапливают у себя эти отражения людских чувств и тем больше, чем больше чувств к ним привержено. А теперь представим, что будет, если подобный предмет уничтожить. Что значит уничтожить, ну скажем, сжечь - прошу простить меня за такое предположение, но мне не обойтись каким-то малозначащим предметом, мне нужен сильный предмет - что значит сжечь Джоконду? Разве при этом погибнет только небольшая доска или небольшой холст, на котором изображена женщина на фоне пейзажа? А что будет с неизмеримым по величине ореолом чувств бессчётного числа людей всего мира, мира прошлого, настоящего, да ещё и будущего? Разве останется только кучка пепла? Нет, зияющий страшный провал, бездна. Затопленный храм в Крохино Так же и Волга. Нельзя ни измерить, ни представить себе те сокровенные богатства людских душ, которые обращались к ней. Конечно, каждый принимал Волгу по-своему... Но, наверное, у каждого, кто ждал и желал с ней встречи и перед кем открывалась река, - река, дорогая русской душе, - её вид сразу взбадривал душу, цвета становились ярче и свежее, настроение поднималось. Его впечатлял, радовал открывавшийся вид могучей реки: её долина - огромный голубой объём, наполненный воздухом и светом, её высокие берега, доверчивые деревеньки и городки. И ещё одно было одинаково у всех: её течение уносило с собой душу, утягивало в завораживающие русские просторы - вниз по матушке по Волге. И те, то жил или бывал на её берегах, и те, кто не жил здесь и никогда не бывал, но знал о её славе, представлял эту реку по песням, картинам, и чья душа влеклась к ней как к чему-то притягательному общему для всех - все оставили здесь следы своих лучших чувств. Веками к ней, как главному своему выражению, главному своему символу, обращалось русское национальное сознание. Утопленная Россия И вот этого не стало. Осталось одно название - Волга. Можно, конечно, кучку пепла продолжать называть Джокондой. Возникает вопрос, как относиться к тому месту, где некогда была Волга? Для того, кто не знает, что здесь было раньше, или для того, кто знает, но кому совершенно всё равно, что здесь когда-то было, ответ на такой вопрос прост - это место будет приниматься так же обыкновенно, как и все другие места. Ну а для того, кто знает и кому не всё равно? Как бы ни были живописны эти места, его сознание не найдёт здесь радости, не найдёт родного и тёплого - такое отсюда ушло - а найдёт лишь горечь, а в пространствах разлившейся воды будет видеть что-то пустынное, грустное, утерянный кусок России, в чём он как будто виноват, и непонятно, в чём состоит вина, но она есть. Такое место может восприниматься, наверное, даже хуже, чем, например, Хиросима или Нагасаки - там сразу же пошло своим естественным ходом восстановление, а здесь загублено и точка! Названия такому явлению пока нет, это название дадут потомки. "Что с них взять, - скажут они, - у них не было понятия о природе человека, его душе, сознании, и потому ни уничтожали всё подряд: друг друга, города и селения, уничтожали даже свои любимые реки". В 1937 г. оставшиеся деревни бывшего Борковского прихода - Загорье и Осиновка - перешли из Завидовского района в Конаковский. Тогда же был образован Оршинский район, куда из Завидовского вошли заволжские сельсоветы (Нестеровский, Видогощинский, Едимоновский, Лисицкий, а от Конаковского – сельсоветы, расположенные к северу от водохранилища). Остававшиеся возле Борков поля несколько лет ещё пахали и засевали, переправляясь через Волгу на пароме, потом - только косили, потом - забросили вовсе, а в перестройку их купил фермер из Москвы. На месте села долгие годы сохранялись колодцы, яблони, садовые ягодные кусты, собирать урожай с которых ездили жители соседних деревень. Потом фермер уничтожил их бульдозером.

Есть очень грустное стихотворение о Борках и переселенцах из этого затопленного села. Оно вошло в сборник стихов "Тёплые вещи" Яны Токаревой. Цитирую его по письму Ольги Барыкиной. Это "белый стих", поэтому не ищите здесь традиционной для обычных стихов рифмы.

Николай Михалычу за девяносто. Он сидит у своей калитки, в шапке, валенках и телогрейке - старикам холодно даже летом. Глаза за очками увеличены, здороваться нужно громко - голова повернётся, будет трястись. Это называется в здравом уме и твёрдой памяти. Он говорит, дедушка слушает. Дачнику и впрямь интересна история чужой деревни. Километрах в трёх вверх по течению - полузатопленное кладбище. Половину его обитателей Николай Михалыч знал лично. В твёрдой памяти Волга ещё узка и деревня там, где теперь река. Свёрдлово - до революции Новое, туда повезут отпевать. Тропинку к берегу устлали лапником, и всё время, пока несут гроб, катерок надсадно гудит, разрывает бабушке сердце. Дедушка умер годом раньше. Вид на Борки из-за Волги, из д.Городище. Кусты на берегу за бакеном - развалины церкви

Призрак прошлого - явление Атлантиды

Грустен взор Богородицы,
Стены храма разрушены,
На затопленном кладбище
Память предков задушена.
(О.Б.)

Евгений Дроздов (П-9, стр.424-429) описал случай, когда Борки явились из-под воды в 1996 году.

... Через 60 лет после того, как село Борки ушло под воду, оно ... напомнило о себе самым неожиданным образом. ...оно явилось из-под воды! ...до середины лета 1996 года в Верхневолжском водохранилище почему-то очень низко стоял уровень воды. ...его знакомые ...во время обмеления побывали в Борках. Это место, когда уровень воды нормальный, представляет собой заросшее мелководье. За ивовыми кустами идут заросли осоки, рогоза, а дальше привольно раскинулась площадь, сплошь заросшая болотной и речной растительностью, преграждающей путь с берега к чистой воде... Впрочем, где тут берег, где кончается вода и начинается суша - не поймёшь. Дикие утки обитают здесь. При наступлении сезона утиной охоты отсюда до деревень доносится ружейная пальба, и бывает она иной раз, как непрерывная канонада.
... они увидели могильные плиты, много могильных плит... которые до этого находились под водой, будучи затоплены шестьдесят лет тому назад, а теперь, при обмелении, явились, лажели на сухом месте... Сказав об этом, Татьяна и Валера считали, что рассказывать больше ничего не стоит. Остальное, что они там видели, перед этим, главным, не имело значения. Но Дмитрий Сергеевич стал расспрашивать, и они разговорились. - ... нашёл два ржавых топора... - ... повсюду целые россыпи старинных гвоздей. Такие они квадратные, с большими шляпками. Да, кованые... - ... стоят повозки, наверное, брошенные, а может, потом провалились со льда... - А заметно там, как улица проходила? - спросил Дмитрий Сергеевич. - Мы не всё рассмотрели. Спешили. Погреба, подполья видели. - ... А как хорошо там, где была церковь! Ровная, вымощенная площадь. Удивительно: стоят там ... коновязи... Церковь, наверное, взрывали: валяются погнутые петли ворот, такие большие петли... И эти могильные плиты! С надписями они. Небольшие мраморные плиты, должно быть, все унесли. Остались большие, которые не утащить...	Засуха обнажила кладбище в Мологе
Молога "Вполне может быть, что лежат эти плиты на могиле моего прадеда, моей прабабушки - думает Дмитрий Сергеевич. - А я, происходящий из общества, где так воспитывали и так выращивали и этой своей цели достигли, я - истинный варвар, нет другого мне названия, я ведь, оказывается, даже не знаю, где могилы моих дедов и прадедов!" А ты, Москва - правительница! Или не знаешь ты, не догадываешься, какую воду ты пьёшь? Да, ты очищаешь её. Только главная вредность в той воде всё равно остаётся, не обнаруживаемая никакими химическими реактивами, никакими анализами, невидимая в микроскоп. Эта вредность - не материальная. И пока ты пьёшь эту духовно нечистую воду, что ты можешь для России? Какая ты для неё? Как ты можешь смотреть в лицо России?"